Авторизация
MUSEUM LV
Grata JJ
«Мы осознаём красоту вселенной и делимся с вами уникальностью каждого мгновения через образы, эмоции и произведения искусства»
5866
51680
Фильтр
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Должно же это что-то значить?
Четыре версии о глубине пустоты или “Другой мир” не возможен.
Некоторые люди посещают выставки современного искусства и даже говорят о нем. Иногда посетители пытаются говорить о современном искусстве после того как покинули пространство, созданное авторами и кураторами и “открытое” для зрителя в той версии, которая считается super final. Соблюдая ритуалы презентаций и медийного события, создатели выставки все же следуют некой траектории законченности процесса - названия работ и техническая информация, биографии и порой вербальные высказывания авторов предлагают посетителям именно то, а не иное произведение, сколь широко открытым и пост-концептуальным современное искусство не считалось бы. В подобном структурном оформлении работ присутствуют и детали навязываемые - хотя современное искусство максимально демократично и может происходить практически в любом пространстве, превращая его в художественное, несущее актуальные смыслы, вызовы и конфликты, все же не стоит преждевременно оплакивать тотальность ситуации, при которой абсолютно отменяется носитель художественного, его медии. Искусство бесконечно длящегося, цикличного, утомленного сегодня все еще требует осязаемости, ибо на другом берегу интенсивного и глобального художественного потока томятся те, кто создает социальные и культурные рамки этого потока - зрители, как социальные звери, если заимствовать этот нелестный термин у Аристотеля.
В многослойности конфликтов групп, историй, идентичностей и памяти, в телесности сексуальных фантазий вытекающих в иерархичное, акустически агрессивное урбанистическое пространство происходит современное искусство. Складываются и рассыпаются его наративы, проекты и видения, возникают из небытия авангарда старые/новые вопросы о путях восприятия художественного процесса. Процесс этот, несмотря на сложность и некий аристократизм авторства, глубоко вписан в социальную ткань метрополии, мегаполиса, который изо дня в день в миллионах версий воспроизводит трансформацию Я в коллективных сценариях принадлежности и маргинализации, дендизма и конформизма. Цифровые технологии, приведшие к сжатию физического и временного пространств, сыграли с горожанином злую, но очень остроумную шутку, заменив, перенеся и завоевав эмоции и тело, желание и политическое участие в пространство мгновенно заменяемых версий своего Я. Только рамки теперь в приложениях и зависят от бюджета абонентской платы, глубины пакета услуг и качества лития, при помощи которого слово “железо” все еще остается в словаре борьбы за глобальные рынки сырья. Взаимозаменяемость человеческого опыта и рефлексий привела отчаявшегося Бориса Гройса к идее о том что теперь каждый сам себе вовсе не режиссер, а произведение искусства с ярко выраженными чертами цифрового Нарцисса. Режиссеры давно невидимы в паутине глобальных корпораций, но актеры все еще фиксируются на полотнах.
На таких традиционных носителях предстали зрителям работы четырех латвийских авторов, которые решились в потоке постоянно сменяемых пост-гуманистических новостных лент, трейлеров новых боевиков об эпической вражде, новых диет и таблеток от простатита, рассказать о “Другом мире” (Cita pasaule, 15.09-28.10.).
Так получилось, что я подглядел эту выставку, и не попал на открытие, процесс, когда тяжело уйти в себя, то есть в работы, ведь современное искусство это сумма форм участия и взаимоотношений зрителей, как отметил в начале 90-х Николя Буррио. Если взаимоотношения людей могут создавать и воссоздавать в бесконечном множестве вариантов художественные процессы и работы, как будто бы последние были отпечатками нашего бытового и текучего, пластичного опыта, то получается что эта рецензия бессмысленна с первой буквы - ведь мой текст не несет никакой нормативности, а становится интимным рассказом со свободно плавающими лезвиями, отсекая и забывая то, что не вошло или не поместилось в мои интерпретативные рамки. А если так, то как я могу донести до читателя ту степень глубины пустоты, которая меня охватывает при прочтении работ Рональда Русманиса (Rusmanis)? Темный фон ночного заведения вовсе не горит вангоговской тревогой столкновения нервов с красками и лампой под потолком. Темнота тут уютна, интимна, по той причине, что публичное как нормативное исчезло и стерто очень качественной программатурой современного города-приложения: как и где быстрее, дешевле или стильнее провести время вечера и ночи пятницы расскажет город публичной и потому зачастую потаенной чувственности: как некий прокуренный и хмельной триптих (число три может быть ошибкой, которая допускается) я читаю его “Вечеринка вместе”, два полотна “У стола с бабочкой”, кульминацией которого является работа “Когда сердце расцветает, или Любовь через бутылку/Вечерний напиток/Другой мир” (клавиатура упорно настаивает на том, что любовь должна быть превращена из эмоции в женское имя неизвестного человека с Л. Решил не сопротивляться - рынок убил аллегории, остались только люди).
Это полотно размером с батальный сюжет с барочным названием воссоздается во мне как квинтессенция современного мегаполиса коротких замыканий - барный эпос, чувственный road movie по телам и сексуальным предпочтениям, нарушения границ, которые стерты так, что только ржавчина от проволоки запретов осталась. Только современный гигантский выставочный зал города может вместить всех этих молодых людей с их чувственностью от 5 градусов и выше, с коктейлями из водки и слез, СТЗ и веществ, цитат из хитов и мультяшных героев, тоже впрочем сильно хмельных. Цифровые детки одиноки, они каждый раз за полночь в накуренных барах попадают в новую группу и только алкоголь, вечный шептун и трикстер, способен помочь пережить ночь, ведь завтра снова в поток нео-либерального рынка и долгов. Брошенные богом и государством, герои Русманиса многого не просят и не ищут - короткого, стандартного, из порно индустрии цитируемого клише достаточно, чтобы показались признаки жизни. В состоянии пустоты даже пасхальный заяц с улыбкой маньяка- убийцы может гоняться за медведем с милым животиком, этаким chubby из сексуальных фантазий городского порно-животного, может заяц еще и матерится - будто это Линор Горалик навсегда испортила зайцев, свиней и овощи в гламурном угаре журнальных обложек.
От глобального передвижения на самолете в ночи, от его потери в период запретов ковидной блокады (работа Covid), от темного на черном, с рассказом о непреодолимом одиночестве, зрителя переносят в другое пространство. После глубин альтернативных рюмочных мы жмурим глаза от яркого, слегка ядовитого света пост-природной идиллии Магоне Болейко (Boleiko), создающей свои работы на фоне задыхающейся в CO2 планеты. Biotop I - IV не рустикальная идиллия, а природный бунт и катастрофа, смешение времен года и нарушение старинных законов самосохранения Земли. Сухостой, лед как короста больной планеты. От сухих трав под потолком зала кружится голова, но это не старинная светелка и не шкаф со специями. Это яд, чуждый и не узнанный нами мир разрушения биосферы.
На фоне такой увертюры к разрушению живого, цикл женских и детских портретов Анны Афанасьевой (Afanasjeva) кажутся завораживающими своим нео-пост (впишите что-то еще, что нравится - зритель-автор!) гиперреализмом, с напоминаниями от примитивистов. Море (“Лето”, “Письмо другу”, “Ласкай меня”) каникулы, старые тетради, невинные сигналы ранней и совсем чистой чувственности, поиски друга и телесного тепла - эти темы другая грань барной стойки и запаха рвоты в туалете. Другой этаж одиночества, холода и забытья, пусть рядом и несколько британцев, важных и мудрых котов. Мы - общество быстрого потребления друг друга, зависимые от скроллинга grinder - tinder галерей и сил у нас хватает на селфи с котиками, которым, как известно из работ Анны и доброе слово приятно, пусть хозяева и глухи или рассыпаются до неузнаваемости горожанкой - платиновой блондинкой? Или platinum blonde - название цикла работ Марите Гущики (Guščika) означает что-то совсем другое, а не пустоту и стереотипы для тех, кто хронически устал от информационных потоков не несущих содержания, а пожирающих несколько мгновений нашего присутствия, освобожденного от смысла и значения, но укутанного в шум соцсетей. Каждый автор и авторка написали как они видят свои работы и несколько старорежимно вывесили бюллетени неописуемого на стене перед входом в зал.
Прочтите, смотрите и пишите продолжение. Не забывайте, не отчаивайтесь от пустоты букв, ведь вы теперь автор своих работ четырех художников. В традиции цифрового нарциссизма вы, именно вы создали “Cita pasaule” - остается взглянуть на работы.
Денис Ханов
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы
Прикреплённые материалы